фoтo: Ян Смирницкий
Спeктaкль «Жeнщинa в пeскax»: Oлeг Рoдoвильский и Мaринa Бeлявцeвa.
В Бeрлинe тoлькo зaвeршился eдинствeнный в свoeм рoдe фeстивaль «Мир русскoгo тeaтрa», кoгдa в oднoм мeстe в oднo врeмя нaши эмигрaнтскиe тeaтры (a иx сoтни!), съexaвшиeся сo всeй плaнeты, пoкaзывaют лучшиe рaбoты — и кaкиe! Бeрутся слoжнeйшиe тeмы Кoбo Aбэ, Xaрмсa, Пaстeрнaкa…
И фишкa в тoм, чтo кaждый русский тeaтр зa рубeжoм сущeствуeт в уникальных для себя условиях, отличных от наших реалий. Никаких дотаций, ни малейшего внимания прессы. Заняты в постановках часто непрофессиональные артисты. Очень строго соблюдается авторское право: берешь известную музыку, так проиграть ее можно не более четырех тактов. Так вот берлинский фест все эти особенности вскрывает, выдает на-гора, что позволяет лучше понять как страну проживания — от Израиля до Штатов, — так и вектор мирового театрального движения. О чем мы и говорили с Олегом Родовильским, известным израильским артистом и режиссером, основателем театра Zero: они показали на форуме пронзительную притчу Кобо Абэ «Женщина в песках».
— Олег, это правда, что, не имея возможности играть только в своем маленьком зале под Тель-Авивом, вы берете автобус и гастролируете с театром по всему Израилю?
— И мы в этом не уникальны: бродячие труппы в Израиле — это буквально все! Все. Даже стационарные театры «Гешер», «Габима» и Камерный — это все равно бродячие труппы. Они тоже садятся в автомобили и едут во все концы страны…
— То есть это израильская специфика?
— Абсолютно! В каждом городе — маленьком или большом — есть так называемый Дом культуры, где работает система абонементов. И это уходит корнями в историю возникновения израильского театра: когда «Габима» в 1926 году приехала в Палестину, артисты точно так же садились в грузовик и ездили по кибуцам и отдаленным поселкам. Приезжали, открывали кузов и прямо на грузовике играли спектакли.
— Ну да, никаких Дворцов культуры тогда еще в пустыне не было.
— Да и до центра страны добраться быстро было невозможно — на осле пришлось бы ехать два-три дня. И сейчас та же вещь — выезжаем с утра и на разных остановках, где пьем кофе, встречаем два-три театра, которые перемещаются в разных направлениях.
— Но это не единственная трудность существования?
— К этим трудностям надо правильно относиться. Да, Израиль — не Россия, там нет у людей привычки ходить по вечерам в театры. Они пойдут лучше на футбол, например. И я не говорю, что это плохо, потому что в итоге это все равно восточная страна с сильно доминирующей восточной культурой.
— Хотя сюда приезжали сильные представители русскоязычной культуры…
— Да, и эти люди задали очень хороший старт приблизительно к 1940-м годам. Тут же шли свои внутренние процессы — еще до образования Государства Израиль. Евреи, приехавшие из Европы, уже жили в домах в хороших условиях, а репатриация евреев с Востока пошла позже, и между этими двумя слоями возникло напряжение из-за неравноправия. Так вот как раз новый Камерный театр стал отражать интересы «угнетенных» в кавычках евреев с Востока, театр был весьма актуален на тот момент.
фото: Ян Смирницкий
Спектакль «Anicula» по повести Хармса «Старуха».
— А после образования Израиля?
— А вот тут, как ни странно, началась тенденция больше к восточному укладу — восточной музыке, восточной культуре в целом. Я огрубляю, конечно. Но в целом тренды таковы. И театр в Израиле — это искусство молодое, поскольку театр не доминирует в числе приоритетов израильского человека. Совсем.
— То есть восточные корни оказались сильнее европейской традиции?
— Конечно. Другая ментальность, ритмы, климат. Театр вообще не является исконной израильской данностью. Для еврейской традиции театр — это идолопоклонничество. Иудей не мог находиться на сцене, потому что в этом он уподобляется творцу. И до сих пор для ортодоксальных хасидов театр — это табу. Да и иные широкие слои общества часто предпочитают театру другие искусства, например, современный балет.
— Театр — не приоритет, что делает вашу жизнь нелегкой. Но хорошо то, что все это объективно.
— Конечно, ведь это Восток. Да, театр в Израиле не дотягивает до некоего высокого уровня в нашем понимании. Но это здорово, что есть куда развиваться. И все это в наших руках.
— Ну да, в европейской культурной традиции за тебя заведомо всё решили, и остается только верить на слово, что Мона Лиза прекрасна, тебе не оставили выбора. А в Израиле вам приходится доказывать, что театр — это искусство…
— Да, надо правильно это воспринимать как момент развития. И радоваться нашим сложностям. Мы останемся в поле русского языка, хотя «Женщину в песках» играли и на иврите. Тут есть принципиальное отличие. Русский язык позволяет нам оставаться в куда более широком культурном поле, в то время как театр на иврите (да и театр вообще) в Израиле воспринимается как агитка — «вы обязаны ставить про нас!».
— Да, это я уже слышал: израильскую публику интересует только то, что касается их лично… Какой там Чехов.
— Еще бы. У нас есть театр, который ставит только актуальные темы, о чем ты вчера прочитал в газете или завтра прочитаешь. Солдаты бегают с оружием, Ливан. Момент художественности, философии отступает на второй план. Ну не нужен здесь был никому «Ревизор» Гоголя, пока его полностью не адаптировали на израильский лад, согласно здешним реалиям. И только под новым названием «Общественный контролер» он стал хитом. 40 лет играется с успехом.
— Стал своим…
— Да, только так. Через адаптацию. То же касалось и популярной пьесы «Служебный роман», пьесы «Старший сын». Никому не нужна в Израиле эта обремененность «глубокой театральной историей». Здесь своя история. Которую только предстоит написать.
— Ну, возможно, эта некая самозащита людей, понимающих, что живут они в пустыне, в окружении врагов, и нужно иметь свой собственный жесткий стержень, не заимствуя культурное начало у кого бы то ни было…
— Тут есть тонкость: когда человек знает и выбирает — это одно. А когда не знает и ему кажется, что выбирает, — это другое. Лучше бы знать, конечно. Будем считать, что это момент живого развития. Но в большинстве случаев израильские театры целиком подстраиваются под публику, очень чутко чувствуют ее запрос. Ни о какой планке никто не думает. Мы же стараемся, чтобы нам самим было интересно, и тогда, создав свою эстетику, мы сможем кого-то повести за собой… Да и ведем уже много лет. И так здорово, что на фестивале «Мир русского театра» в Берлине мы находим своих единомышленников, что позволяет только глубже познать себя, познать искусство театра… столь разное, хотя и русское.
