Фoтo: Всeвoлoд Дмитриeв.
Иoсиф Рaйxeльгaуз, блeстящий рaсскaзчик, сaм рoдoм из Oдeссы, дaвнo рeшил пeрeнeсти oбрaзцы устнoгo нaрoднoгo твoрчeствa нa сцeну, нo сoмнeвaлся, кaк сцeнa этим кoрoтeньким истoриям oтзoвeтся. Снaчaлa рeжиссeр сoбрaл кoллeкцию: изнaчaльнo aнeкдoтoв былo 800, нo пoслe жeстoчaйшeгo oтбoрa oстaвил 200, систeмaтизирoвaл пo тeмaм и сoздaл из ниx, как говорят в Одессе, что-то с чем-то. Только вот пролог взял не из коллекции, а из жизни — из своего одесского прошлого.
Итак, двор, звук скрипочки, раннее утро, все еще спят. Посреди двора почему-то открытый гроб, естественно, с глянцевым портретом усопшего. Как только из одного окна дважды раздастся истошный женский крик: «Берта Со-ло-мо-нов-на!», усопший резко садится и вздыхает: «Ну, началось…» А голос не успокаивается: «Берта Со-ло-мо-нов-на, вы на море идете? Берта Со-ло-мо-нов-на!»
Окна одно за другим открываются. Появляются недовольные заспанные физиономии соседей этой самой тети Берты.
— Берта Со-ло-мо-нов-на, вы что, спите?
На что усопший невозмутимо:
— Берта Соломоновна спит. И больше никто!
Ну вот такой это городок — любое воспоминание, привычный обмен репликами на самые банальные темы молниеносно переходят в разряд анекдота — граждане других территорий анекдотами не разговаривают. А здесь, у самого синего моря, где воздух плавится под южным солнцем и под ним же голубеет волна, жизнь, и причем в разных ее аспектах, можно свести к анекдоту, упаковать в эту совершенную драматургическую формулу: завязка, короткий сюжет, неожиданно смешная развязка. И тут будут и характеры, и действие, и парадокс. Но насколько анекдотам прописан театр? Лекарство это для них или смертельный яд, когда никто не смеется, а от неловкости прячет глаза?
В «Школе современной пьесы» на «Умер-Шмумер» хохот постепенно набирает градус, и кажется, зритель эмоционально не поспевает переключиться с одного анекдота на другой — режиссером и актерами — которые видно же, что сами ловят кайф от материала, — задан высокий темп. Анекдоты переведены в отдельные реплики типа: «Сделай новости погромче! Интересно, кому там еще хуже, чем нам», — но в основном в диалоги, которые произносят обитатели одесского дворика — Хаим, Берта Соломоновна, Йося, Сара, Абрам и Ваня (единственный русский, затесавшийся в эту компанию). И собранные вместе, выстроенные по темам, разведенные по точкам в сценическом пространстве, подзвученные кляйзмерской музыкой, они создают ощущение головокружительного каскада.
Такого эффекта удается добиться за счет чистоты композиции: она лишена каких-либо литературных связок, комментариев, авторских ремарок. Это не литературный монтаж и не представление по ролям. На сцене — король, его величество еврейский анекдот, во всей красе, и он правит этот бал, где все смешалось — юмор, мудрость, абсурд. Король раскован, изобретателен, трогателен, нахален, самонадеян, иногда на грани фола, но вовремя одумывается и напускает на себя невинность. Нет-нет. Над ним изредка пролетает скрипач — точь-в-точь как на картинах Шагала.
— Ваня, у тебя прекрасный костюм! Где его сшили?
— В Париже!
— Далеко отсюда?
— Почти 3000 км.
— Что ты говоришь!.. 3000 километров… Такая глушь… А как шьют!..
А в это время с балконов включается женская перекличка:
— Сара! Мой Мойша ночью у тебя был?
— Нет!
— Маша! Мой Мойша у тебя ночью был?
— Очень нужен мне твой Мойша!
— Софа! Мой Мойша у тебя ночью был?
— Нет, а что такое?!
— Да он сказал, что пойдет по шлюхам на всю ночь!
— Ты хочешь сказать, что мы все шлюхи?! Большое спасибо!
— Ой-ой! Что, уже и спросить нельзя?
Фото: Всеволод Дмитриев.
И тут же вопрос от Вани к словоохотливому «покойничку» Хайму, вокруг которого на велосипеде кружит внучок Йося, переживающий моменты пубертатного периода.
— Хаим, а почему, когда хоронили твою тещу, она лежала на боку?
— Потому что на спине она храпит.
Очередь к врачу сменяется ночной сценой, когда пары разговаривают, стоя за развешанными по двору простынями, и видны только головы. Темы щекотливые, и тут пытливый подросток Йося интересуется у ребе:
— Какая разница между мужчиной и женщиной?
— Мальчик, какой размер обуви носит твой папа?
— Сорок третий.
— А твоя мама?
— Тридцать восьмой.
— Так разница, мальчик, между ногами.
Диалоги, всегда имеющие комическое разрешение, пропитаны иронией, как море солью. Маленькие истории складываются в картину целого народа, который при всех многовековых испытаниях, что выпали на его долю, сумел сохранить юмор и ироничное отношение к себе. Поэтому вместо антракта, на который полспектакля артисты намекают публике, они распевают частушки с антисемитским рефренчиком: «Евреи, евреи, кругом одни евреи…»
Но бытовые истории как-то незаметно движутся в сторону мудрости и философии, опять же блестяще воплотившихся, скажем, в такой истории: «Пять евреев объясняли человечеству мир. Моисей сказал: «Все от Бога». Соломон сказал: «Все от головы». Христос сказал: «Все от сердца». Маркс сказал: «Все от живота». Фрейд сказал: «Все от секса». Эйнштейн сказал, что все относительно. Сколько евреев, столько и мнений.
Фото: Всеволод Дмитриев.
P.S.: Но вот этот анекдот сегодня, пожалуй, будет самым актуальным… В жмеринскую синагогу приехала комиссия, ничего не нашла и стала придираться:
— Вот у вас свечи горят, огарочки остаются. Куда вы их деваете?
— Мы их собираем и отсылаем в Киев, а оттуда нам присылают новые свечи.
— А вот мацу вы кушаете, крошки остаются. Куда вы их деваете?
— Собираем и отсылаем в Киев, нам присылают новую мацу.
— Извините, а вот обрезание вы делаете…
— Да, конечно.
— А куда вы деваете … ?
— Отсылаем.
— И что присылают?
— Когда что, сегодня вот вас прислали.
