фoтo: РИA Нoвoсти
Дeмeнтьeв нe был oзлoблeн эпoxoй. Ни кoммунистичeскoй. Ни пoстсoвeтскoй. Oн мoг с грустью тo или инoe пoлoжeниe дeл кoнстaтирoвaть, нo свoю музу нe искaл в рaзрушитeльныx энeргияx. Этoгo eму мнoгиe нe прoщaли. Гoвoрили, чтo eгo стиxи в кaкoй-тo мeрe бeзмятeжны. Нo нe мятeжa душa eгo прoсилa. И нe дeкaдaнсa. Oн любил прoстую фoрму, прoстую рифму, прoстoe слoвo, eму былo вaжнo щeкoю oщутить тeплo сoлнeчнoгo свeтa. И чтoбы этoт свeт прoшeл нaсквoзь — oт нeгo к читaтeлю, и нa пути нигдe бы нe зaмeшкaлся, нe зaпутaлся — в слoжныx смыслax, слoжныx слoвoфoрмax. A быть пoнятным — этo нe прeступлeниe.
Oн нe стeснялся быть интeллигeнтoм. Xoтя, нaвeрнoe, выигрышнee быть бунтaрeм. Тaк для всex интeрeснee. Кoгдa я тeбe слoвo, a ты мнe — двa. И врaзрeз, и нaпeрeкoр, и пoпeрeк. Нo нeт. Дeмeнтьeв всeгдa дeржaл стрoй. Знaя, чтo всячeскиe мoды прexoдящи. И нe бoялся быть скучным, гoвoря o свeтe, гoвoря o рae, гoвoря о совести. Для него мораль не была возвышенной категорией, она просто была непременной. Абсолютно естественной, как пища, вода, воздух. Им не двигала ненависть. Потому что саму жизнь — просто жизнь — он ощущал как самоценную этическую категорию.
…Много раз бывал у нас, приносил стихи, присылал стихи. Нередко говорят про актеров: в жизни он один, а на экране — другой. Так вот Дементьев был един — что в жизни, что на бумаге. Это был цельный, литой организм, и в этом была невероятная честность его поэзии. Он не притворялся. Не писал «сложнее», «интереснее», «с тройным подтекстом», на модные темы. Его строчка текла как река, без какого-либо допинга, какой-либо нарочитой химии. И этим простым строкам всегда будет свое время.
Он не был эгоцентричен. Поэзию рассматривал как большое общее дело, некое единое пространство. И славу на себя не тянул. Не якал, не возвышался. Напротив, начиная со своего редакторства в «Юности», давшей трамплин многому на тот момент неудобному и запрещенному, он умилялся таланту своих современников и всякий раз про них с удовольствием говорил. Всячески их славил. Разумеется, он понимал, что Евтушенко — это Евтушенко, Аксенов — это Аксенов, он желал всех — и живых, и уже ушедших — объединить в одну большую компанию, примирить под одним знаменем добра; кому-то эта идея покажется химерой, но поэт на то и поэт, чтобы чрез малые дела добиваться высоких смыслов.
«Вдохновляет ли меня нынешняя жизнь? — говорил. — Вдохновляет — неточное слово. Остро интересует — да. И со всеми ее проблемами. Да, много негатива, который под «вдохновение» не подпадает. Но люди — и это главное — меня окружают замечательные: «хороших людей слишком мало, но все-таки их большинство». А что до вдохновения… это такая вещь рабочая, понимаете? Субстанция необъяснимая: вот я сажусь у компьютера, вокруг меня вдруг вертятся стихи — пишу их, переделываю. Еще Чайковский говорил: «Какое такое вдохновение? Я сажусь утром и работаю. Каждый день. Вдохновение есть труд». Это прекрасные слова».
★★★
И это очень показательно, что собратья по цеху видят в Дементьеве «больше, чем поэта» — редактора, ценителя, выпускающего слово на волю…
Виктор ЕРОФЕЕВ:
— Для меня Андрей Дмитриевич был тем самым редактором «Юности», который после долгого моего закрытия в русской литературе дал мне шанс напечататься. И я знал, что это все сложно, потому что эстетически и политически мы были очень разные. Тем не менее я еще тогда оценил возможности его плюрализма и полифонизма. Оценил красоту его характера, и всегдашнее желание помочь тому, кто находится в беде. Его талант, безусловно, принадлежал к тому времени, когда поэзия была больше, чем поэзия, — как говорил Евтушенко. Когда поэзия лечила, когда давала людям надежду. Так что Дементьев — тот самый «шестидесятник», который принадлежал к движению, освободившему нас от страшного ига тоталитаризма. Огромное ему спасибо. И мы сейчас в боли, в несчастье по поводу его смерти. Талант его пребудет с нами всегда.
Владимир ВОЙНОВИЧ:
— Я тоже хочу сказать о нем как о редакторе. Конец 1980-х сейчас вспоминают как нечто ужасное, а на самом деле это были годы турбулентные, годы больших надежд. И в первую очередь это отразилось на литературе: книги, десятками лет запрещенные, вдруг становились достоянием народа. Именно народа, потому что выходили огромными тиражами, тираж «Юности» превышал три миллиона! Как раз в это время печатался мой «Чонкин». И Дементьев как редактор давал ход таким вещам, что у некоторых дух захватывало от его смелости. Несмотря на противодействие и нападки. Но он выдерживал эту линию свободы, несмотря ни на что. В этом его огромный исторический вклад в дело ВОСКРЕШЕНИЯ русской литературы. И только за одно это ему можно быть благодарным.
Сергей ШАРГУНОВ:
— Ужасное ощущение от преждевременного ухода, несмотря на возраст. Дементьев был всегда энергичен и жизнелюбив. Он задавал тон праздника и заражал окружающих этим чувством. С ним хотелось общаться и бесконечно любоваться им. Мы всегда много говорили, не так давно проговорили целых пять часов. Его стихи были и будут любимы народом. Вспоминаю Тверь: Дом поэзии, отключили электричество, мы оказались в темноте и общались при свечах. Андрей Дмитриевич читал стихи и много говорил о литературе. Он всегда будет вспоминаться живым, молодым, чей возраст неуловим. Дементьев всегда сопереживал народу и непреодолимо добивался справедливости…
Юрий ПОЛЯКОВ:
— Скорблю, потому что ушел из жизни крупный русский поэт, один из самых известных за последние полвека. Очень обидно, что он не дожил трех недель до своего 90-летия, к которому мы так долго готовились. Ничто не предвещало это роковое событие. Я с ним не так давно общался, виделись, был с ним на телеэфире, он был бодр, обсуждали предстоящий юбилей. Почти никто из российских писателей не доживал до такого возраста. Конечно, были такие как Некрасов, Фет, но их буквально несколько человек. Мы все даже шутили, что он должен дожить до 100 лет, как его отец.
Дементьев оставил большой след в моей жизни. Очень люблю его стихи, слушаю песни по ним. Вот взять любого поэта, например Бродского. Он превосходнейший поэт, но по его стихам песни не поют, а по Дементьеву поют. Он был улыбчивый, доброжелательный и мягкий, но жесткий как редактор. Не по отношению к писателям, а к власти. Он всегда бился за возможность опубликовать материал, в том числе и за мои тексты.
В историю вошел знаменитый ответ Дементьева цензору про повесть «Сто дней до приказа». Повесть не пропустила военная цензура, однако после посадки немецкого пилота Матиаса Руста на Красной площади в 1987 году Дементьев позвонил в военную цензуру и уведомил о печати повести. На что цензор ответил ему: «Мы ее не пропустим». А Дементьев сказал: «Лучше бы вы Руста не пропустили!» И в конечном итоге повесть опубликовали. И он помогал не только мне. Он даже возвращал писателей, уехавших из страны. Он был очень смелый редактор. Дементьев уникален тем, что его лирика оптимистична, его печать светла. Он развивал традицию светлой грусти. И вот таких светлых поэтов очень мало. Остается вспоминать его, его стихи и его знаменитую «голливудскую улыбку»…
Зураб ЦЕРЕТЕЛИ (его скульптурная композиция «Поэты-шестидесятники» была не так давно открыта возле Дома поэзии в Твери):
— Ушел мой близкий друг, гениальный поэт, гениальный человек! Нет слов! До сих пор не могу поверить, принять! Очень больно! Невосполнимая утрата для России и мира!
Михаил СЕСЛАВИНСКИЙ:
— В известие о его кончине трудно поверить, потому что еще совсем недавно, в начале июня, Андрей Дмитриевич собирал огромнейшую аудиторию любителей поэзии на книжном фестивале на Красной площади. Было заметно, что он чувствовал усталость, но был невероятно силен духом. Много общался с читателями и с огромным воодушевлением читал свои стихи. Очередь желающих пообщаться с ним и подписать любимые книги не иссякала почти три часа.
Джахан ПОЛЛЫЕВА:
— Трудно говорить о нем в прошедшем времени. Невозможно… Он всегда шел навстречу с улыбкой и вместо «здравствуй» произносил сакраментальное «ну как, пишется?» Видимо, слова «жить» и «творить» были для него синонимами. Андрей Дмитриевич навсегда останется в моем сердце, и не только в стихах, в истории эпохи, но в памяти всех, кто хотя бы раз соприкоснулся с его человеческой личностью. В нем удивительно сочетались мягкость, безграничная доброта и твердость в отстаивании своих взглядов и принципов. Качества настоящего поэта и гражданина. Его — одного из немногих — любили все. В нем не было ни снобизма, ни звездности, а было искреннее участие в судьбе каждого, кого он знал, стремление помочь и поддержать. Хотя творческим людям присущ дух соперничества, ему это было совершенно чуждо. Трудно даже предположить, сколько начинающих молодых поэтов услышали от него добрые слова, получили столь необходимое в начале творческого пути внимание мэтра. А у него самого будто и не было проблем… Он любил свою страну, Волгу, родной город Тверь — никогда его не забывал, постоянно занимался своим детищем — тверским Домом поэзии. Когда уходит такой поэт, другие поэты, провожая его, должны читать его стихи и стихи в его честь. Как он сам писал когда-то другому…«Лишь только бы звучал твой голос снова…».
★★★
Поскольку мы постоянно были на связи в течение многих лет, накопились самые разные высказывания Андрея Дементьева, мимо которых сложно сейчас пройти.
О государственной воле. «Я вышел из крестьянской семьи, отец у меня был агрономом, я с ним мотался по колхозам, русскую деревню хорошо знаю. Тогда уважали землю. Труд хлебороба, земледельца высоко ценился. А сейчас более 70 миллионов гектаров заросли кустарником. Поэтому мы в магазине покупаем картошку из Израиля, лук из Турции, цыплят из Америки. И мне обидно за мою Россию — аграрную, заметьте! — да почему ж так? Где государственная воля?»
Об эмиграции. «Тот, кто говорит, что нужно непременно бежать из страны, — негодяй. Потому что если ты бросаешь свою семью, или друга, или близкого человека в беде, то ты именно негодяй. Как можно бросать сейчас Россию, которая переживает такие тяжелые времена? Это непорядочно. Но… тем не менее люди уезжают: кто-то не может найти себя здесь, кто-то тянется за длинным рублем. Ситуация сложная. Но я никогда не уеду. Вот что бы ни происходило. Потому что это моя родина, моя земля, здесь похоронены мои родители, здесь я встретил любовь, здесь моя семья, здесь мои друзья, мой труд. Мой русский язык. Как я могу его предать? Хотя мои стихи, естественно, отражают то время, в которое мы живем, — все его недостатки… пишу о стране с горечью, с обидой, с грустью. Даже с отчаянием. Я хочу, чтобы жизнь менялась к лучшему. Пишу, потому что болит душа, а не ради того, чтоб позубоскалить или заработать сомнительный успех».
О нравственности. «Помню, как я жил в маленьком городе Калинине, сейчас это Тверь. И за все свое тяжелое послевоенное детство я не помню, чтоб у нас кого-то убили из-за денег, чтобы внук ради орденов мог заколоть деда, не помню наркомании… Уровень нравственности был совсем иной! А за все эти годы перестроек и переломов очень сильно исковеркали душу народа. Душу молодежи. Внушили через всю эту телевизионную шизофрению, что главное в жизни — бабло. Бабки! Разве для нас это было когда-либо главным?
Вот клянут советскую власть, совок… а я помню тех ребят, которые уезжали на БАМ, на комсомольские стройки, в Сибирь. Они ехали не за длинным рублем! Ехали, веря в то, что они делают жизнь! И свою, и жизнь страны. Оставались там, строили дома, заводили семьи. И вот все, что они построили, сейчас перешло в руки нуворишей, которые имеют наглость последними словами клясть Советский Союз, а сами пользуются плодами его труда».
О Евтушенко. «Женя не просто прекрасно писал и занимался творчеством — он искренне любил творчество своих товарищей. Был добр. Женя умел дружить. Когда ушел из жизни Полевой (бывший главный редактор «Юности»), Женя послал телеграмму Брежневу: «Главным редактором журнала «Юность» должен быть только Андрей Дементьев». Я узнал об этом через 2–3 года и не от него. А какие антологии он создал! Пусть молодежь читает его книги и окунается в наше прошлое, которое было великолепно: тогда рождались и умирали, но жили и творили прекрасные поэты — в XIX веке, в веке Серебряном. Он мне звонил из Киева, это еще до Майдана было: «Андрюш, слушай, у меня такая радость! У меня сейчас был вечер — и полный зал народа!» — «А что удивительного, у тебя всегда полный зал». — «Да нет, ползала было молодежи! Молодежь возвращается!»
Евтушенко, Вознесенский — это были поэты, которых ждали все — читали, учили наизусть, ходили за ними… Я помню, как на площади у памятника Маяковскому Женьку подняли прямо с машиной. Он сидел в легковушке, а ее взяли все и подняли — в знак любви и уважения!»
★★★
Мы вспоминаем самые известные стихотворения поэта…
Не смейте забывать учителей.
Они о нас тревожатся и помнят.
И в тишине задумавшихся комнат
Ждут наших возвращений и вестей.
Им не хватает этих встреч нечастых.
И, сколько бы ни миновало лет,
Случается учительское счастье
Из наших ученических побед.
А мы порой так равнодушны к ним:
Под Новый год не шлем им поздравлений.
А в суете иль попросту из лени
Не пишем, не заходим, не звоним.
Они нас ждут. Они следят за нами
И радуются всякий раз за тех,
Кто снова где-то выдержал экзамен
На мужество, на честность, на успех.
Не смейте забывать учителей.
Пусть будет жизнь достойна их усилий.
Учителями славится Россия.
Ученики приносят славу ей.
Не смейте забывать учителей.
★★★
У меня от хамства нет защиты.
И на этот раз оно сильней.
Звонкие хрусталики разбиты —
Позывные доброты моей.
Только слышно, как в душе играет
На старинной скрипочке печаль.
И слова для мести выбирает,
Что забыты были невзначай.
У меня от хамства нет защиты.
Беззащитность — за какой же грех!
И опять в волнах моей обиды
Захлебнулся смех.
Ну а хамство руки потирает.
Все ему пока что сходит с рук.
Сколько мир от этого теряет!
Только нам сплотиться недосуг.
★★★
Фрагмент, который зачитал Владимир Путин, поздравляя женщин с 8 Марта:
Я знаю, что все женщины прекрасны.
И красотой своею, и умом.
Еще весельем, если в доме праздник.
И верностью — когда разлука в нем.
Не их наряды или профиль римский —
Нас покоряет женская душа.
И молодость ее…
И материнство,
И седина, когда пора пришла.
Покуда жив — я им молиться буду.
Любовь иным восторгам предпочту.
Господь явил нам женщину, как чудо,
Доверив миру эту красоту.
★★★
Место и время похорон пока еще точно не определены. Но одно ясно уже сейчас: замечательный Дом поэзии в Твери как был, так и останется центром притяжения для всех молодых поэтов — причем разной эстетической направленности, ведь там регулярно проходили и художественные выставки, и вечера бардовской песни, чего только не было. Дом не стал каким-то формальным «местом для мероприятий», ведь Андрей Дмитриевич всю жизнь положил, чтобы высокая поэзия заново забилась в сердцах молодежи, он всячески этому помогал. Протягивал руку. И никогда не смотрел на молодежь свысока. Вот только разве что теперь…
Читайте материал «Павел Гусев: «Андрей Дементьев на всю жизнь остался в моем сердце»
