Фoтo: прeсс-службa ММКФ
Oкaзaвшись в рeжиссeрскoм крeслe, Плaчидo всe-тaки сыгрaл нeбoльшую рoль в свoeй кaртинe. Eгo бeзмoлвный гeрoй спит, a рядoм 11 рaбoтниц тeкстильнoй фaбрики (oдну из ниx сыгрaлa eгo дoчь Виoлaнтe) oбсуждaют, кaк жить в услoвияx экoнoмичeскoгo кризисa. Учeбныe зaвeдeния Итaлии нaпрaвили 80 тысяч студeнтoв нa прoсмoтр «7 минут».
— Фильм выxoдит зa рaмки мoeгo режиссерского профиля. Иногда мне кажется, что я приговорен работать в полицейском жанре. Ведь публика жаждет криминала. А мне интересен был сюжет про рабочих женщин. Он очень актуален. Не только в Италии, но и по всей Европе люди боятся потерять свои рабочие места. Они уязвимы в условиях нового политического сценария, большой миграции из Африки. Наши фабрики переполнены. 200–300 тыс. мигрантов ежегодно приезжают в Италию. Они бегут от своих бед и рассчитывают найти у нас рай. Подобные проблемы вынудили Англию выйти из Евросоюза. Раньше на фабрике, где мы снимали «7 минут», трудилось 700 работниц, а теперь их только триста. В съемках фильма участвовали уволенные ткачихи. В основе сценария пьеса Стефано Масини. Скоро по ней в Париже поставят оперу. Пьеса очень популярна, ее увидят и на Бродвее.
— Насколько вы свободны в своей стране? Можете жить так, как хотите, и делать то, что хотите?
— В Италии хорошая демократия. Но она не измеряется тем, хорошо или плохо ты отозвался о своем политическом лидере. Как только государство перестает финансировать культуру, демократия исчезает. В Италии властные структуры диктуют свое. Если я захочу снять легкую комедию, мне тут же дадут субсидии. Если ты делаешь независимый фильм, такой как «7 минут», тебе выделят очень мало денег. С политической точки зрения он не в русле финансовых интересов. Нам пришлось искать финансирование во Франции и Швейцарии, иначе бы мы не справились. Можно сказать, что у нас есть культурная цензура. Надо согласовывать свои действия с линией Ватикана, прислушиваться к рекомендациям.
— Публика глупая? Это ведь она требует от вас полицейских историй, и вы становитесь ее заложником.
— Можно и так сказать. Приходится продаваться. Мало кому теперь нужны фильмы, заставляющие задуматься о серьезных вещах. Конечно, в такой ситуации становишься заложником.
— Иногда актеры проклинают роли, определившие их судьбу. Они не позволяют двигаться в новом направлении.
— Я всегда старался выбирать проекты, которые соответствуют моему свободному выбору. Может быть, я где-то ошибся. Но в важных моментах всегда выбирал то, что мне интересно, а не то, что хотели другие.
— Завтра вам вручат премию им. Станиславского. Как вы, актер с богатым театральным прошлым, работавший с Джорджо Стрелером, отнеслись к этому? Кого считаете своими учителями?
— Толстой, Достоевский, Чехов, Пушкин — вот мои учителя. Станиславский — сын этих мастеров. Я говорю своим ученикам: «Ничему не могу вас научить. Читайте «Войну и мир», «Преступление и наказание», а потом уже приходите ко мне, и мы продолжим разговор». Вот почему меня так тронула эта премия. Когда мне сообщили, что наш фильм берут на фестиваль, я был счастлив. Но потом выяснилось, что он не в конкурсе. Стало не очень приятно. Я загрустил. А потом уже пришла новость о том, что к его показу хотят приурочить награждение престижной премией. Меня это обрадовало, потому что Станиславский — учитель всех актеров, изменивший актерское мышление. Для меня эта награда важнее, чем «Оскар». Я счастлив. В субботу в Таормине итальянские критики будут премировать все фильмы года. Специальный приз они вручат «7 минутам», моим актрисам. Я смогу взять с собой приз Станиславского и поделиться своей радостью с итальянскими журналистами.
— Из Москвы сразу отправитесь в Таормину?
— В пятницу мы улетаем в Рим, а потом в Таормину. В этом и состоит прелесть жизни. Предвкушаю, как во время премирования моих актрис скажу им: «Благодарю вас. Всем нам вручили премию Станиславского в Москве».
— Когда-то лауреаты этой премии Джек Николсон, Мерил Стрип посещали музей Станиславского. У вас на это, наверное, и времени нет — слишком краток визит.
— Спасибо вам. Это отличная идея. Хорошо бы перед вручением награды пойти в музей или перед отъездом в аэропорт. (Микеле начинает бурно обсуждать эту идею с женой.)
— Ваша жена впервые в Москве? Что вы хотите ей показать?
— Новодевичье кладбище. Ваша страна находит возможность почтить память тех, кто сделал что-то важное для культуры и науки. В Италии этого нет.
— А нам кажется, что у вас все это тщательно сохраняется.
— У итальянцев есть поговорка: «Умер человек — умерло имя». Конечно, скульпторы и художники остаются в истории, но большие писатели живут только внутри библиотек. Мне нравится идея национального кладбища, собирающего цвет нации. Вчера день был очень длинным. Федерика сказала: «Давай выберем какой-нибудь маленький ресторанчик». И мы его нашли недалеко от гостиницы на тихой улочке. Мы пили там потрясающее английское пиво. Странно, да? Никому, наверное, и в голову не придет пить в Москве английское пиво. Удивительно, но Федерика сказала: «Мне кажется, что я попала на белые ночи». Она скромная и не любит о себе говорить. Федерика читает сейчас «Белые ночи» Достоевского и мечтает их поставить в театре. Она работает не только в кино, она крупный театральный продюсер. А еще у нее очень красивый голос. Федерика, спой!
И тут жена Плачидо начинает петь. Микеле счастлив, аплодирует. А к тому месту, где мы разговариваем, с удивлением подходят люди, почему-то решившие, что пою я.
